Змеи крови - Страница 35

– Ты лети слово быстрое, над ветрами над болотами, над чащами, над полями… обернись вокруг света белого, обернись вокруг света черного, ты вернись ко мне слово твердое, ты вернись ко мне словом истинным… Да, – старик выпрямился во весь рост и отер пот со лба. – Тяжкую ты задачу задал мне, барин. Но на то и судьбинушка мне такая выпала, чтобы людям Божим помогать, беду отводить, да уперед жизни смотреть. И вижу я, что родиться у тебя сын – красно солнышко, вырастет буйным молодцем, народит тебе детей правнуков.

– Ну и хорошо, – кивнул Росин. – Антип, отведи старца в трапезную.

Холоп, вежливо кланяясь, прихватил широко перекрестившегося божьим словом целителя под локоток, а спустя несколько минут завел скрученную, кривоглазую, патлатую бабку, изо рта которой торчали вперед два желтых длинных зуба.

Опричник у окна торопливым движением перекрестился и озабоченно покосился в сторону задернутой ситцевыми занавесочками иконы, перед которой тлела малым огоньком лампада.

– Что позвал, мил человек? – прохрипела старуха, опираясь на скрюченную, сделанную из соснового корня клюку. – Чего тебе надобно?

– Вопрос у меня важный есть, бабушка, – Росин прокашлялся в кулак и указал на кресло, где под легкой, но непрозрачной накидкой угадывался человеческий силуэт. – Боярыня у меня знакомая на сносях. А посему важно мне крайне знать, кого родить собирается, девочку или мальчика? Но только кто она такая, ведеть тебе не надобно, и лица или тела ее я тебе не покажу.

– А и не надо, мил человек, – с готовностью согласилась старуха. – Пусть она монетку золотую возьмет, плюнет на нее трижды, а ты мне принеси. Я над ней заговор сочту, в пламени жарком сожгу, тут же и ответ точный дам.

– Понял, сделаю, – зевнул Росин. – Антип! Проводи гостью в трапезную. Ох, жрать-то как охота. Ну, ладно, еще пару чародеев проверим, и перерыв сделаем. Ну, кого там еще Бог послал?

Следующим в комнату вошел узкоглазый, смуглолицый безусый и безбородый, коротковолосый мужчина в очень свободном светло-синем балахоне, на плечах которого были пришиты полоски белого заячьего меха. На шее непривычно чистого и пахнущего свежестью колдуна висело несколько тонких ремешковси привязанными к ним длинным черным когтем, идеально белым клыком, пучком рыжей шерсти и небольшим мешочком.

– Никак, татарин? – встрепенулся у стены боярин Толбузин.

– Сам, – кратко ответил гость.

– Что «сам»? – не понял Толбузин.

– Я сам, – повторил чародей.

– Саам, что ли? – сообразил Росин.

– Сам, – кивнул колдун.

– Самоед? Оттуда, с севера? – начал понимать гостя опричник.

– Сам, – опять кивнул гость.

– Чукчи-эскимосы, тунгусы-якуты, – рассмеялся Костя. – Неужто и там про наше дело прознали? И где твой бубен?

– Бубен, то брать нельзя. Он сильный. Он род хранит. Я сам пришел. Царь русский пришел. Москва. Помочь пришел. Сказать слово хочу.

– Ну и как же ты государю помочь сможешь, – опять откровенно зевнул Росин, – коли бубен свой сильный и колдовской с собой не взял?

– Бубен род хранит. Бубен уносить нельзя, – обеспокоенно повторил саам. – Бубен, колотушка, кость на земле жить должен. Беда иначе придет. Сам можешь, бубен не трожь! Сам мать хранит, сам мать знает. Царь сказать пришел.

– Ты чего-нибудь понимаешь, Константин Алексеевич? – поинтересовался опричник.

– Только общую канву, боярин. Этот самоед не взял свой родовой бубен потому, что бубен штука сакральная и важная, и должна всегда храниться на земле предков, чтобы охранять род от всяких напастей. Я правильно излагаю? – обернулся Росин на северного колдуна. Тот кивнул. – А пришел он сюда, чтобы предупредить о чем-то московского царя.

– Беда идет. Погибель царству. Мрак ползет весь. Мир большой, мрак на Москву.

– Когда?! – вскочил со своей табуретки понявший все без перевода опричник. – Откуда? Где крамола зреет?

– То не зреет, – покачал головой саам, и взмахнул руками, словно сгребал в охапку сноп соломы. – То идет. Мрак. Весь мрак сюда.

– Когда?

– Как помру, год пройдет. Год пройдет, боль придет. Страх придет.

– Я чего это ты вдруг помочь решил государю московскому? – скептически поинтересовался Росин.

– Новгород сам бил. Серебро брал, девок брал, тюлень брал. Москва Новгород побил, сам не бил. Девки дома, тюленя едим. Зуб купцам даем.

– Понятно. История угнетения малой народности в двух словах, – развел руками Костя. – То есть, мотив для доброго дела в наличии имеется. За последние сотню лет московские цари крепко накрутили хвоста новгородской вольнице, заметно поумерив их аппетиты в разграблении соседей. Ну, а налог саамы платить согласны. Особенно, если их на растерзание северной демократии больше не отдадут. Я правильно понял?

Саам кивнул.

– Так скажи, самоед, – повернул колдуна к себе Толбузин. – Откуда беда придет? Когда ждать?

– Скоро помру, – вздохнул саам. – Как помру, год пройдет, беда придет. Сила кончится.

– Ты его понимаешь, Константин Алексеевич?

– Еще как, боярин Андрей, – разочарованно покачал головой Росин. – Есть такая мулька: решил один король колдуна казнить. Просто так, для баловства. Позвал он чародея к себе, и спрашивает: а скажи, когда ты помрешь? А сам думает: скажет, что потом, а я ему и отвечу – нет, сейчас помрешь. Скажет, что сейчас, а я ему – ну, так тому и быть. А чернокнижник тамошний возьми и заяви: а помру я за день до гибели вашего величества. Струхнул король, да и отпустил его обратно домой. Да еще и стражу приставил, чтобы беды какой случайно не случилось.

– Ну и что?